![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Жития пионеров-героев
(Ответвлением от предыдущего поста, вместо задуманного рассуждения про падение нравов).
Я заметила, что истории о пионерах-героях, и вообще большинство канонических советских историй про героев, — чистейшая агиография по жанру, и это довольно любопытное заимствование из религии в советскую идеологию.
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
schekky ответила, что любая краткая история о героях воленс-ноленс впишется в каноны агиографии, ибо на сложности места не остается.
А вам как кажется?
PS: Мне кажется, все-таки далеко не любая. Есть несколько характерных черт: безгрешность героя (если и фигурируют какие-то неблагородные дела, то герой непременно раскаивается и исправляется), доминирование высокой идеи (подвиг совершается ради страны / советской власти, никак не меньше) и мученическая смерть. Собственно, именно второсортный сборник рассказов о героях и навел меня на мысль, хотя и много позже, чем был прочитан: там описание мучительной смерти затмевало все остальное, и иногда весь «подвиг» героя к ней и сводился, сопровозжаясь эталонным «перед смертью он думал...».
Я заметила, что истории о пионерах-героях, и вообще большинство канонических советских историй про героев, — чистейшая агиография по жанру, и это довольно любопытное заимствование из религии в советскую идеологию.
schekky ответила, что любая краткая история о героях воленс-ноленс впишется в каноны агиографии, ибо на сложности места не остается.А вам как кажется?
PS: Мне кажется, все-таки далеко не любая. Есть несколько характерных черт: безгрешность героя (если и фигурируют какие-то неблагородные дела, то герой непременно раскаивается и исправляется), доминирование высокой идеи (подвиг совершается ради страны / советской власти, никак не меньше) и мученическая смерть. Собственно, именно второсортный сборник рассказов о героях и навел меня на мысль, хотя и много позже, чем был прочитан: там описание мучительной смерти затмевало все остальное, и иногда весь «подвиг» героя к ней и сводился, сопровозжаясь эталонным «перед смертью он думал...».